То есть он и раньше, конечно, не пытался поразить меня своим обаянием и веселыми рассказами обо всем на свете, но эти дни его задумчивость, глубокий, проникающий мне под кожу взгляд и легкая отрешенность придавали ситуации совсем неоднозначный ореол. В сочетании с тем, что он вдруг начал работать двадцать пять часов в сутки, прерываясь на сон, где прижимал меня наподобие зайки - обнимашки - кстати, только на сон, несмотря на все мои попытки совершить над ним акт насилия - это действительно выглядело странновато.