– Да враньё всё это! Эффективность огня зенитной артиллерии в первую очередь определяется не числом сбитых самолётов, а количеством сорванных налётов и сокращением потерь в прикрываемых зенитчиками подразделениях и на объектах. Я тут наткнулся на изданные англичанами в пятьдесят девятом году дневники Кессельринга. Так он там просто криком кричит по поводу того, что с первого дня войны после каждого налёта до половины ударных самолётов, из числа тех, что сумели-таки вернуться на аэродромы, приходилось снимать с вылетов для ремонта на срок от нескольких часов до нескольких суток. А командиры наступающих соединений-де при этом требовали с него поддержку, как будто у него были полностью укомплектованные штаффели… Да и двадцать семь тысяч самолётов, сбитых именно зенитчиками, – по-любому солидная цифра. Тем более что это на девяносто процентов именно ударные самолёты – бомбардировщики и штурмовики. Да и вообще я считаю, что предложенный американскими историками метод подсчёта эффективности зенитных средств путём деления общего числа выпущенных промышленностью стволов на число сбитых самолётов в корне неверен. Американцы в основном работали над морем, где практически отсутствует рельеф, и вражеские самолёты не могут подкрасться к объекту атаки, используя складки местности, и где у радаров практически нет «зон затенения». То есть внезапный удар практически исключён. Ну если, конечно, клювом не щёлкать… Да и японские самолёты с точки зрения живучести по сравнению с немецкими – ни о чём! – Тут Алекс возбуждённо взмахнул руками, после чего, кипятясь, продолжил: – И вообще, я каждый раз сталкиваюсь с тем, что они всё время ловчат, пытаясь придумать такие критерии оценок, чтобы выставить себя в наиболее выгодном свете. Во всём – хоть в войне, хоть в спорте, хоть в науке, – возмущённо выпалил Алекс.