А еще были гранаты. В зеленых ящиках с маркировкой, извещающей, что вот эти совершенно круглые мячики с отверстиями под запал называются М67 и являются аналогами нашей РГД-5, то есть наступательной гранатой. Но вроде как и получше, осколков больше дает и летят они гуще.
– Не местный, но все знаю. Вообще угадали, – усмехнулся он. – Процентов на семьдесят. Еще тридцать процентов за то, что город торгует нефтью, меняет ее на еду, например. В том же Арканзасе или у нас в Теннесси. Самогонка, что тут разливают, тоже оттуда, кукурузы на все хватит.
Самолет легко сдвинулся с места и неторопливо и солидно, мелко покачиваясь, покатил по рулежной дорожке. Я чувствовал сейчас даже не волнение, а скорее некое возбуждение, словно кровь в шампанское превратилась, и в венах у меня бесились колючие пузырьки. Этот полет… он словно какой-то знак, как будто Рубикон переходим, как будто сдвиг в жизни.
Офис в этом складе, как часто бывает, размещался под крышей, к нему вела металлическая лестница, а по периметру шла такая же сваренная из стальных конструкций антресоль. Все как в том складе, откуда я сухие пайки вывозил, только там офиса не было.
Еще немного, и наши машины влетели на широкую центральную улицу городка Бэйтаун, обязанного названием тому факту, что расположился он на берегу бухты Таббс. Даже не на улицу, а просто катили по широченной трассе, рассекавшей тело городка и окрестных многочисленных промзон. Мелькнули одноэтажные дома на лужайках, наклонившиеся под напором ветра деревья, разоренный магазин, какие-то пустынные склады, торговый центр, снова дома.
Она показала на своего брата, и тот кивнул, отчего на его хвосте из перекрученных косичек брякнули какие-то бусы.