Пару километров проносимся минуты за три. За границей заколдованного поля уже отчётливо вижу кромку леса – линию зарослей из невысоких лиственных деревьев и заполняющих пространство между ними кустов. Майло к этому моменту отрывается метров на пятьдесят, поэтому добирается до границы первым. Тут же разворачивается и издевательски машет рукой, типа – прощай, Зубик?
Замечаю, что после всех перемещений так и не сработавшая мина оказывается совсем рядом, на расстоянии вытянутой руки – вижу её силуэт, подсвеченный остаточными эманациями энергии ударов. Призрак тоже её отлично видит, и уже не наступит. Падаю рядом с миной на бок, чувствуя, как всё сильнее немеет тело, левая рука и ноги уже не действуют. Последний шанс хотя бы свести схватку вничью, но драгоценные секунды бесполезно утекают в никуда. Где же этот проклятый Призрак… Наслаждается моей беспомощностью, предвкушает победу, или просто осторожничает, раскусив нехитрый замысел?
В оболочке астрального барьера в точках проникновения множественными трескучими вспышками расцветают радужные всполохи. Костлявые лапы и уродливые головы пустотных созданий с бешеной силой протискиваются сквозь преграду, окутываясь ореолом пожирающей их плоть темной плазмы сокрушающей Мглы. Вой от мучительной боли разносится под сводом, словно хор грешников из самого ада.
Это святилище Йеноху устроено примерно также, как и предыдущее. В холмистой складке местности темнеет вход, обрамленный блоками и колоннами из грубо тесаного камня и увенчанный аркой, разрисованной уже знакомым птичьим орнаментом (откуда-то из потаенных глубин памяти всплывает понятие «клинопись»). Вход затянут полотнищем из серых нитей, словно накрыт пологом из грязного ветхого одеяла. Паутина безжизненно колышется под порывами ленивого ветерка, вызывая ощущение зябкого озноба, марширующего по коже многочисленными мурашками.
Отдаю мертвецам приказ спуститься и ждать на тропе, огибаю отвесный склон холма и забираюсь на верхушку.