— Родные ему быстро напомнят, — с жалостью бросил нам вслед худой незнакомый мужчина с рыжеватой бородкой и длинными спутанными волосами. Этого ритора мы еще не знали, зато он нас теперь запомнил.
— Да-да, продолжай, — он вздернул мою майку вверх, тут же поглаживая лопатки, прижимая меня к себе. — Оглянуться не успеем, как придется объявить тебя своей девушкой.
— Вот завтра и обсудим, — ровно сказал Камачо. — Сейчас это не актуально. Как там ты говорила: "Может быть и не стоит огород городить".
Он удерживал двумя руками коробку, из которой торчали бессистемно набросанные вещи: одежда, обувь, книги, даже виднелся бок кожаного мяча для уличных игр. Окружившие парни рассматривали меня с головы до пят, их любопытство было не вязким, не неприятным. В отличие от первого курса эти хищники уже знали себе цену и оказаться запертыми на месяц без женского соседства не боялись.
— Зря вы так, — твердо сказал Бустаманте, блеснув глазами из-под насупленных бровей. — Сожалею, миссис Камачо-Пальмэ. Но меня ждут в административном корпусе, поэтому могу показать выход, а дальше вы уж сами.
Расцепив мой побелевший кулак, он вытащил кольцо и надел на подрагивающий палец. Полюбовался на содеянное и нежно поцеловал в внутреннюю сторону ладони, где сходились линии судьбы. Вот и все. Вскинув голову, я встревоженно посмотрела на секцию приехавших родственников. Раннее чинные аристократические ряды гомонили, перекрикивались, возбужденно переспрашивая друг друга. Матери Камачо не было видно, зато, широко расставив ноги и скрестив руки, на меня в упор смотрел отец. Выражение лица отсюда в деталях было не разглядеть, но от всей фигуры веяло недовольством.