– А про любовь что-нибудь расскажешь? – негромко произнесла лукавая Любава и будто бы в смущении прикрылась кончиком платка, наброшенного на плечи.
– Ох ни хрена ж себе. – Горыня, стоявший у обрыва, увидел быстро двигавшуюся фигуру и оглянулся на артиллеристов, которые уже крутили маховики наводки.
– Да, Борис Львович, правьте на восток. Карты в пакете у вас на столе и в штурманском ящике.
Контрольный зал был захвачен через три минуты двадцать секунд, а ещё через десять секунд по всему замку опустились противоштурмовые решётки, рассекая всё пространство крепости на замкнутые участки, которые обыскивались, а обнаруженные там воины и монахи перемещались во внутреннюю тюрьму. Сопротивления рыцари почти не оказывали, поскольку стоять в доспехе, сверкающем полированной сталью, под развевающимися знамёнами это одно, а смотреть собственными глазами в пятисантиметровые жерла ручных пушек русской штурмовой пехоты – совсем другое.
Михайло Третий тяжело вздохнул и повернулся в сторону окна, за которым шумел свежей весенней листвой ухоженный дворцовый парк.
– Воин, инженер, философ… что ещё мы не знаем о тебе? – Макошь рассмеялась.