— Людмила Ивановна! Вы посмотрите, как наши молодые певцы красиво живут!
— Брежнев мертв — жестко произнес Суслов, вставая со скамейки — И страна умрет, если такие селезневы будут определять лицо советской культуры.
— Альдона, какие дворцы? — хмурится наш долговязый бодигард — У меня распоряжение — не выпускать вас даже в город.
Вижу, что дипломат смущен. Выпрашивать автографы ему не по статусу, а куда денешься? Я с улыбкой расписываюсь. Выглядываю из кабинета и прошу Полину Матвеевну подписать конверты у "звездочек" тоже.
— Да уж… — Говорухин задумался — И все-таки мы тоже постараемся обойтись в нашем фильме без слащавой сентиментальности, которую так любят наши «искусствоведы». Об этом с Борисом мы сразу договорились, еще до начала съемок.
Не успел я повесить трубку, как раздался звонок. Приятный мужской баритон с небольшим акцентом поинтересовался дома ли Виктор Селезнев. Звонил Гуральник. Тот самый повар-кондитер, что работает в Праге. Он вернулся из Англии с Национальной выставки, рассказывает об ее успехе, благодарит за идеи с патентами. Интересуется моим состоянием после теракта и приглашает заглянуть в ресторан попробовать новый торт «Олимпийский». Тут судьбы мира решаются, жить мне или умереть, а Гуральник мне расписывает рецептуру вкусняшек. Я закрываю глаза. Возможно, именно после этого звонка я почувствовал — все будет хорошо. Вселенная, Бог, не знаю, кто меня сюда отправил, но «оно» меня любит. Меня ждет торт Олимпийский, эклеры и еще куча разных приятностей. А судьбами мира пусть занимаются другие.