Второй рукой я повернул к себе заплаканное лицо и уставился в синие глаза. Настоящий омут! Можно провалиться.
Я тихонько перевел дыхание. Он один. Никому ничего не сообщил. Иначе бы оприходовали по акту, а меня в позе пьющего оленя группа захвата вела в наручниках в машину.
С такими мыслями, я вскакиваю и делаю ставку на ближний бой. Бокс наше все. Шагаю влево, вправо, качаю маятник. Голова наглухо прикрыта руками, а мой пресс ему не пробить.
— Ты понимаешь, что это внесудебная расправа? Как ты кстати, это устроил?
Народ вскакивает, оглядывается на дверь, раздаются аплодисменты. Узкое, аскетичное лицо Суслова озаряется скромной улыбкой.
— Ну а ты как думаешь? — Романов смотрит на часы, свита начинает постепенно рассасываться из студии — Споете пару песен на фуршете, пожмете руки членам американской делегации… Тебя кажется, пригласили в посольство на День Независимости?