Не успел я, однако, опомниться, как Амара преклонила колено. Без всякого пафоса она спокойно произнесла клятву верности будущему архканцлеру. Глаза ее при этом смотрели на меня с дерзким вызовом.
Я попытался сдвинуть сферу, однако ее словно приморозили к плоской части тумбы – так делают в современных музеях, просто откачивая воздух и создавая вакуум под стеклянной витриной.
Народ начал собираться у печатни еще с середины дня. Толпа была густой, однако коридор для моего движения, как я и полагал, образовался сам собой.
Ладно, прочь самопиар. Срочно требуется наметить план действий. Третий путь накроется известным делом, если я не сумею незамеченным выбраться из этого люксового отеля.
Из тумана донеслись какие-то омерзительные звуки, будто по оголенным нервам царапала кошка. Не сразу я понял, что это музыка. Совершенно нечеловеческая, потусторонняя, некая психоделика вроде той, что звучала из граммофонов, когда аборигены приветствовали экипаж звездолета «Астра» на отравленной Дессе.
Она выглядела разъяренной, не растерянной – разъяренной. Это из ее уст вылетали грубейшие ругательства. Она не владела ситуацией и знала, что сейчас произойдет, но именно изнасилование и глумеж ее не пугали – пугало и злило ее то, что она не может противостоять уродам – она была как манекен, брыкающийся, матерящийся манекен, с которым могли сделать что угодно.