По дороге проскакал давешний солдат. Он оставил где-то свою алебарду. Подковы поджарой лошади выбивали искры из камней.
Я отражался в широко раскрытых глазах Белека. Старый чародей даже не моргал – смотрел неподвижно, как восковая статуя.
Я кивнул. Малыш-хогг как телохранитель стоил пары громил.
Унылый раскисший шлях тянулся, петляя, среди холмов и перелесков. Я узнавал березы, ели, клены – природа здешних мест была знакома, никакой экзотики. Тут бы сказать, что весенняя сочная зелень радовала глаз… но было в пейзаже нечто такое, что настораживало. Постепенно я перестал вздрагивать от каждого шороха, начал глазеть по сторонам и понял, что именно меня беспокоит: за дорогой – по обе стороны – виднелись заброшенные, поросшие сорными травами поля. Немного погодя вдали я увидел останки деревеньки: остовы изб напоминали скопища обгорелых костей с торчащими ребрами. Кто-то прошелся огнем и мечом по крестьянским хозяйствам, и уже давно. Хорошенькие здесь порядки. За что спалили деревеньку-то? Недоимки или все селяне коллективно помочились местному барину в щи?
– Держите, благородный господин. Это вам не эльфийский лист. Это шмалит как огонь. В голове пчелки: «Жу-у-у»… – эх, радость!
Я ответил, что нет, ищут бесплатно, от широты душевной.