Сейчас я велел себе не выскакивать за дверь, дергая тяжелую ручку из позеленевшего металла, не кричать, не бить тщедушного старика в торец, не хватать его за шиворот с воплем: «Что здесь происходит?»
Хогг пьяно приподнял голову и уставился на Амару. Явственно содрогнулся в ужасе, сказал: «О господи, привидится же…» – и снова плюхнулся физиономией в яблоки. Амара не подала виду: боль осознания собственного уродства ей приходилось переживать почти каждый день.
Хруст. Стражник молча повалился лицом на камни.
– Ой… Какой же вы ужасно грубый и скверный! Таких еще называют «быдло»!
– Золото, женщины, изысканнейшие вина никогда не иссякнут!
– И ты их… – Я имел в виду «оставила семьи без кормильцев», но вовремя заткнулся.