Пологий склон холма вел в речную долину. Река была широкая, ярко блестела излучина. Квадратная громадина парома как раз подваливала к нашему берегу, подрагивал, рисуя на воде тени, натянутый меж берегами канат.
Порой мы натыкались на местных селян. Лица их были серы и озабоченны. Попытки разговориться или купить еды и пива они пресекали, замахивались вилами или топорами, словно мы были посланцами темных сил – дэйрдринами какими-то или кем похлеще. Окрестные деревни были отгорожены свежерубленным частоколом, и единственная попытка проехать в такую деревню, чтобы перекусить в корчме, окончилась тем, что в гаера с воинственным кличем запустили толстой, скверно сделанной стрелой из не менее скверно сделанного лука.
Ко мне наискосок через мертвую белесую пустошь бежала маленькая фигурка.
– Не беспокойся, через малое время ты уже сможешь ходить.
Я передернулся и вскочил. Сделал два шага к креслу, остановился, подошел к окну и судорожно распахнул створку, втягивая въедливые ароматы нового мира. Чушка под окном продолжала задорно хрюкать. Где-то задиристо кукарекал петух.
Разум ее отключился, работали только инстинкты – уцепиться хоть за что-то, и плевать, что, цепляясь таким образом, ты топишь спасителя!