Заинтригованная, стала шуршать страницами, ища начало грустной лирической истории. Взгляд зацепился за строки стиха, должно быть, той самой песни Ллары, о которой говорила Мабли. Слова – бусины старинного ожерелья, рассыпавшиеся по пожелтевшей бумаге. Каждое – крик души влюбленной женщины.
Да, определенно, это ненормальное влечение развилось на почве стресса.
Но алиана не торопилась каяться. И пугаться тоже, видно, больше не думала. Вместо того чтобы объясниться и молить о прощении, пошла в наступление. Заявила не краснея, что влюблена в другого и совершенно не считает это зазорным.
Далива кинула быстрый взгляд на двери, ведущие в смежную комнату. Хозяин лавки не появлялся, и ее сиятельство продолжила расспросы, втайне злясь на Игрэйта и его отвратительную привычку все время недоговаривать, увиливать от прямых ответов, ограничиваться полуправдой.
Мабли маленькими шажками пятилась к двери, я – наступала.
Придворная дама была опять чем-то недовольна и, судя по воинственно оттопыренной нижней губе, явилась чинить разборки. Как оказалось, не со мной, а со Скальде. Эссель Тьюлин обрушилась на тальдена с намеками, больше смахивавшими на упреки. Мол, раз одной алиане уделил внимание, давай иди и со всеми остальными вытанцовывай. Чтобы не обижались.