Запрокинув голову, я позволяю себя целовать. Скользить губами по изгибу шеи, очерчивать ладонями контуры моего тела. Невыносимо кружится голова. Мысли – вязкое месиво. Лишь одна болезненно точит разум – ощущение чьего-то присутствия.
Далива остановилась перед статуей последней погибшей ари, грустный лик которой озаряло, очерчивая золотым размытым контуром, непривычно яркое для этого времени года солнце.
Классический образчик средневекового мужчины. Сразу видно: женщина для него – существо второго сорта. Ее можно привязать чарами, потом, если чем-то не понравится, отвязать. А если уж совсем опостылеет, то и сослать куда подальше. Да и вообще, что тут такого – делить невест с родственником?
– Почему не танцуешь? – отстраненно поинтересовался Герхильд, продолжая скользить взглядом по залу, хоть и понимал, что его поведение совсем не вяжется с мысленной установкой: держаться подальше от Фьярры.
Мгновения счастья быстротечны. Иные же, вот как эти, кажутся бесконечными. Тянутся, будто резиновые, не желая становиться прошлым. А с ними и нервы натягиваются до предела, готовые в любой момент лопнуть, словно изношенные гитарные струны.
Обернувшись к старику, Далива отрицательно покачала головой, желая как можно скорее вырваться из пропитанной горьким запахом трав зельевой лавки, затерявшейся на самой окраине, в хитросплетениях узких улочек Хрустального города.