Пытаюсь оттолкнуть Скальде, вырваться из плена рук, но его великолепие слишком поглощен моим телом, чтобы услышать мольбы моей души. Глухо зарычав, точно раздразненный хищник, он опрокидывает меня навзничь, вжимает в кровать. Зову на помощь, захлебываясь собственным криком, мечусь под ним, тщетно пытаясь вырвать ноющие запястья из оков твердых пальцев и…
– Поменьше дракона будет, – типа успокоила меня ведьма и спешно продолжила: – Тело моей девочки чисто, Фьярры никогда не касался ни один мужчина. За это можешь не переживать. Но вот твое сознание… – закончила многозначительно.
Она боялась его. Тряслась, будто в приступе лихорадки. А может, ее действительно лихорадило… Кожа была обжигающе горячей, виски блестели от испарины. Губы, которых не смели касаться никакие другие губы – именно эта мысль занозой засела в сознании – порозовели, вызывающе припухли. То ли сама их искусала, то ли за нее это сделал Крейн.
Искры в серых глазах недвусмысленно намекали, что подорвется надолго.
Где-то в толпе мелькнула отливавшая золотом копна Даливы. Скальде мысленно выругался, предчувствуя непростой разговор с графиней. Он нуждался в любовнице, нуждался в ее теле, на время вбиравшем в себя крупицы способной свести его с ума силы. Пусть и ненадолго, но связь с д’Ольжи приносила облегчение. Оттягивала роковой момент, когда он уже будет не властен над собственным рассудком.
Когда в спальню явились слуги накрывать на стол, а Мабли принесла нарядное платье, пошитое из красного бархата, лишь неимоверным усилием воли я подавила трусливый порыв прогнать всех к чертовой бабушке и запереться со Снежком в спальне. Даже стульчик подумывала к двери придвинуть и подтащить к ней пару сундуков.