«Смех продлевает жизнь, — напомнила себе Лара, смотря, как Леон согнулся в три погибели от громового хохота. — Но если он сейчас же не перестанет, то снова покусаю!»
На центральном рынке Лискора базарный день был в самом разгаре. Здесь рынок был один для всех, и по нему курсировала пестрая и разношерстная толпа: крестьяне, наемные работники и крупные фермеры, управляющие и аристократы, барышники, купцы и прочие торговцы, лавочники с пирогами и пряниками, пчеловоды с воском для свечей и медом, кузнецы и столяры со своим товаром, уличные певцы и скоморохи, и прочая и прочая… Кого тут только не было! И вооруженной охраны было много: на юге вовсю разбойничали беглые дезертиры обеих армий, так что все купцы приезжали сюда только в сопровождении десятка воинов.
«Ах, известил…, — усмехнулась Лара. — Вряд ли Леону пришлось по душе такое самоуправство его солдат. Но до чего приятно, так и хочется их расцеловать! Хоть кто-то верит, что не со зла и не с дурными намерениями я Леона под венец тащу. Ведь не навек тащу — коль не приглянусь ему, так и сгину через полтора месяца».
— Складывается впечатление, что вы все эти годы не болели, а искусно притворялись, ваше высочество, и сеть интриг плели: за всеми наблюдали и сведения собирали!
Свернув в правый придел, Лара подошла к огромному полотну, занимавшему половину стены и освещенному светом факелов. На картине был изображен мрачный угрюмый мужчина в монашеской рясе с пронзительными глазами и крючковатым носом.
— Это вы мне спать не давали? — с кислым выражением лица спросил парень и знакомо зевнул.