Свистел не только Леон, свистели и солдаты, а на этот свист к ним неслись галопом кони. Генерал взлетел на гнедого и ринулся через ручей в заросли. Лару подхватили под руки и поволокли под прикрытие телег.
— Ты не можешь так поступить со мной, — потеряно произнес Дамиан. — Что ты намерен делать, что хочешь устранить?! — мелькнула догадка, и Дамиан бросился грудью на тихо зазвеневшую невидимую преграду: — Не трогай Лару! Не смей!!!
Ритуал явно подходил к заключительному этапу: речь «монаха», читающего заклятья, становилась все размеренней и торжественнее, опрыскивать и окуривать Лару перестали, вокруг ее тела на алтаре разложили какие-то блестящие темные камешки. Вот оба монаха дружно вскинули вверх руки…
— Что за договор, счастье мое? — развернулся он к жене.
«Красиво! — полюбовалась Лара — Обычно цвет его глаз меняется на голубой при сильных эмоциях. Интересно, какие сейчас в нем эмоции бушуют? Или лучше не задумываться? Хорошо, что у него руки связаны, а то еще придушил бы ненароком, потом спасай его от смертной казни, будто мало мне спасать его приходилось!»
Леон твердо вознамерился держаться подальше от супруги, несмотря на вопли своей ожившей интуиции. Каждый раз, холодно отвечая на робкие попытки жены наладить отношения и высказывая ей свое недоверие, Леон чувствовал себя так, словно пинает беззащитного котенка, но остановиться не мог. Отражение в зеркалах тоже не радовало генерала: это был яркий диссонанс хрупкой прелестной молоденькой девушки и огромного мужика с резким некрасивым лицом и большими, покрытыми шрамами руками. Во взглядах нескольких девушек Леон отчетливо различил сочувствие к его жене, и это задело еще больше: этот брак был не его идеей! Но все аристократы Лискора явно считали иначе.