– И что изменилось? – спросила я. – Бумага по-прежнему у него, и в любой момент сюда могут явиться приставы!
Тот словно услышал, хотя ветер был такой, что отбрасывал занавески под потолок, а хлопья снега далеко в небо. Незнакомец задрал голову и оскалился, как зверь.
– Ты мне льстишь, Ивидель, я убийца, но не вор.
Он смотрел на меня усталыми синими глазами, и было в его взгляде что-то… что-то такое… Так отец смотрел на Илберта, когда тот в очередной раз возвращался из города, воняя пивом, с рукой на перевязи, ибо успел заступиться за честь дамы, которая весьма смутно представляла себе, что это такое. В его взгляде сквозили усталость и извечный вопрос: да, когда же ты образумишься-то? И, надо сказать, брат образумился. Теперь я понимала, что отец тогда чувствовал.
«Зерно изменений» качнуло эти колебания сначала в одну сторону, потом в другую, увеличивая амплитуду. Стон перешел в мычание, потом в крик, потом в вой… И наконец, в визг, от которого один из грабителей уронил сапог и упал, зажимая руками уши. Еще долго на этой улице будут рассказывать, что слышали в ночи крик раненого демона, но это будет потом.