– Готово, – проговорила я, поморщилась, собственные слова показались мне слишком громкими, поэтому шепотом пояснила: – Ржавчина это не порох.
С деревянных мостков в ледяную воду чаши, осенив себя знаком богинь, нырнул мужчина в белой льняной рубахе. Раздались возгласы одобрения. Снова зазвенел трамвай, вагон вновь отправился по маршруту. На подножках толкались мальчишки. Теперь пахло сладостями: мочеными яблоками и карамелью. Стрелка часов на башне ратуши передвинулась на одно деление. В другое время я услышала бы механический скрежет, но сейчас из-за гомона толпы ее ход был беззвучным. Половина двенадцатого, до встречи еще четверть часа.
– Я знаю одного. – Я скорее почувствовала, чем увидела, как он замер, как равнодушие сменилось интересом. – Я знаю модистку, у одного из ее соседей излечилась дочь.
Я вспомнила Рут и ее шар, в который она спрятала тот пронзительный вой.
Точки исчезли, кожа была ровной и гладкой.
– Второй этаж, – пробормотала я, поняв, откуда доносится плач.