– Бардак, – помог ему подобрать правильное слово барон, но благодарности не дождался.
– Кто вы такие? – прохрипел старик. – Чего вы хотите? Я подам жалобу серым… я…
– Слушай, а если сгустить? – торопливо зашептал грубый голос.
Но я уже не слушала. Вряд ли он мог чем-то мне помочь, отвел бы в ближайшее кафе и напоил чаем, отбил телеграмму отцу… или не отбил бы, у всех разная степень доброты и озабоченности чужими проблемами.
И тут я впервые увидела, как краснеет Мэрдок. У ледяного красавца, чьи губы так редко посещала улыбка, покраснели уши, а потом щеки. Он резко, словно ошпарившись, отпрянул от старой жрицы.
– Лицо толстяку сжег не он, – проговорила я, наверное, из чувства противоречия. Мне не хотелось слышать то, что говорила жрица. Не хотелось верить, не хотелось представлять себе жестокости Криса. Я прижала к груди сверток, вытащила из кармана скомканный лист бумаги – единственный результат прошедшего экзамена – и положила на стол. – Вот так они выглядели.