– Ваша честь… простите нам эти унизительные подозрения. Согласитесь, что вы и ваши спутники вели себя весьма странно. Защитники закона герцогства Альмера имели все основания задержать… Если бы вы как-нибудь объяснили странности или сразу назвали имя – этого досадного казуса не случилось бы…
Лучница передернула плечами, и спутник похлопал ее по спине. Чей-то конь всхрапнул, переняв тревогу наездника. Бритоголовый громко сплюнул – как будто страх смерти можно просто взять и выплюнуть.
– Хозяин тех парней из форта! Часовой не смог ему просигналить, не успел. А Гвенда как-то смогла, и тот ей ответил!
Вечером Марк не нуждался ни в чем, кроме подушки и покоя. Крепкий сон освежил его и рассеял гнетущие остатки страха. Утром Ворон вернулся к привычной бодрости и ироничному душевному настрою. Приказал подать в спальню завтрак с двумя чашками кофе, карандаш, бумагу и карту Альмеры. Подкрепившись, он взялся за дело.
– Ты, парень, любишь свою бабенку? Сильно любишь, да? Хочешь увидеть, что с ней будет утром, когда придут наши?.. Нет? Тогда закрой пасть и дерись!
Альберт Виаль был человеком иного толка. Софиевский дворянин, потомок лордов-корабельщиков Южного Пути, сын негоцианта, внук негоцианта и правнук негоцианта. Он никогда не нуждался ни в деньгах, ни в высочайшей помощи: Виаль родился среди роскоши. К государственной службе относился не как к источнику заработка, но как к предмету гордости: все в его роду были богачами, министром же – он один. Вся его внешность дышала благообразием: круглые софиевские щеки, холеные бакенбарды, брови настолько густые, что смотрятся уже не хмуро, а чудаковато. Виаль никуда и никогда не торопился: его сборы, чтобы выйти из камеры на обед, занимали до получаса, гвардейцам приходилось ждать. Речь его звучала медлительно не от многословия, а от значительности интонации.