– Не моя печаль. Устроишь это – или я забираю труп. Или…
– Отпустим живыми, – отрезал Моран. – Пускай идут в город и скажут ползунам вот что: кто хочет поздорову сбежать из Мелоранжа, тот должен нам заплатить. За двадцать фунтов харчей всякий может покинуть город и идти на все четыре. Мы пропустим. Так мы разживемся провиантом, а Литленды потеряют не одну тысячу парней. Когда обессилеют – вот тогда поведем с ними разговор.
– Не строй иллюзий, будто я раскрыл тайну, – сказал Дед. – Мужики всегда таковы, и это не секрет ни для кого, кроме самих мужиков. Я долго наблюдал за тобою, пытаясь понять: за что так ценил тебя Адриан, а теперь ценит герцог Эрвин? Думается, я нашел ответ. В отличие от прочих мужиков, ты сделал страх шпорами для разума. Сумел так организовать свою душу, что ужас не парализует тебя, а заставляет мыслить быстрее, тоньше, гибче. Твой ум отчаянно мечется в поисках спасения – и всегда находит его. Где дворянин гордо принял бы свою судьбу, там ты, мужик, будешь хитрить до последнего, лишь бы вывернуться из когтей страха. Вот потому ты способен на многое.
Двинули туда, нашли то, что когда-то было дорогой. Полоса глины, более твердой, чем все вокруг, тянулась меж холмов. Делать нечего, поехали по ней…
– Сударь, я согласна: красота – важнее денег, красота – фсе. Но голодные мещане на улицах, солдаты, гниющие от ран в госпиталях, – разве это красиво? Меня коробит, когда вижу…
– Ворощейка бурца, – то бишь, по-горски: «Проклятая ведьма».