Иона полюбила беседовать с отцом Давидом: он излучал покой и уверенность, которых теперь так не хватало. Она расспрашивала – уж конечно! – о тайном ордене, отец Давид отвечал с восхитительной фантазией и тончайшим юмором. О несуществующем этом ордене выдумывал такие сочные подробности, что Иона будто видела все своими глазами.
– Искра – самое сильное оружие в мире, – сказал Джоакин.
Джо очень хотел его ударить, но сдержался. Не потому, что не имел сил, а просто – сдержался. Даже сказал: «Ты заходи еще. Кто ж другой меня развлечет добрыми шутками?» Весельчак заходил.
– Я показала вам, что сделаю через полчаса на глазах у толпы прихожан, в минуту, когда сниму покров с алтаря. Полагаю, народный восторг не будет знать границ, и весть о Перчатке облетит столицу со скоростью пожара. У вас имеется полчаса, святая мать, чтобы выбрать реакцию на моё действие. Возможности промолчать вам не представится.
Но сегодня – иначе. Она проснулась и остро ощутила холод постели рядом с собой. Огромное ложе, заваленное одеялами и подушками, и она, неспособная согреться даже под горою пуха… Замерзшее тело жаждало человеческого тепла – никакое искусственное не годилось на замену. Замерзшая душа просила ласки и заботы. Глуповатой, умильной, живой нежности, на какую не способен ни один северянин. Влюбленного взгляда, видящего не сияние чести, а – ее, худую озябшую девчонку.
– Каждый достойный род Севера послал воинов милорду.