Ровно через полсвечи мы сели в служебный кэб и отправились в Желтый квартал, на улицу Соловьев, откуда этим утром поступило заявление о пропаже человека. Речь шла о молодой девушке, ушедшей из дома три дня назад и до сих пор не вернувшейся. Но, если честно, по дороге я думал совсем не о ней — мне и без того хватало поводов поразмыслить.
Новая трещина в шлеме появилась с оглушительным треском.
Надо же, живой… я-то только на второй день вспомнил, что светлый паскудник остался валяться на темной стороне без присмотра. Мне поначалу было не до него, но потом я, разумеется, сходил на холм. Проверил. И, не найдя безумца на кладбище, решил, что его попросту съели. Или же затоптали, пока там резвился Слепой Поводырь.
— Я в порядке, — не всякий случай сообщил я, когда Мелочь привстала и вопросительно щелкнула костяшками. — Живой и даже не поцарапанный.
Открыть коробку под номером двести тринадцать мне удалось не сразу — от слабости пальцы уже начали подрагивать. А для того, чтобы разобрать бумаги, и вовсе пришлось поставить коробку на пол и с усталым вздохом устроиться рядом. Доспех я, разумеется, не снимал и от шлема тоже не избавился. Это несколько затрудняло процесс разбора документов, но не мешало вникать в написанное.
— Вот зачем было создавать такие сложности? Ладно, давай сюда. Будем выкладывать первый ряд…