– Далеко не всех, – возразил мне Унс. – На душегубов из подворотни или конокрадов ему наплевать. Там все делают судейские, а он только приговоры подписывает не читая. А то даже и не он. Да тебе ли самому этого не знать?
– Я тебе запалю!!! – раздался злобный вопль у нас за спинами. – Вы что творите, недоумки! Кто вам позволил так транжирить учебный материал? А я вас сейчас в пыль, в глину, в пепел! Идиоты!
– Ага! – торжествующе заорал он. – Значит, все равно за ними какие-то грехи есть! Не зря сказано: «в той части»! Я же правильно понял, господин клерик?
В середине огромного двора, который в темноте и спешке мы тоже толком не разглядели, стоял высокий и грузный мужчина, разодетый дорого и, даже на мой не слишком притязательный взгляд, слишком пестро. Похоже, что здесь определяющим словом было именно «дорого». Золотое шитье, бархат, пуговицы со вставленными в них драгоценными камнями, все это блестело, переливалось и резало глаз. Если продать его одежды, то на эти деньги в Раймилле я бы смог безбедно жить лет пять, а то и семь, причем питаясь трижды в день и ночуя под крышей собственного небольшого домика.
Мне очень хотелось выдать что-то вроде: «И мы рады снова видеть вас, наставник», но я решил промолчать. Руку-то мертвячке я отсек и тем самым положил начало расправе над учебными пособиями.
– А что делать-то? – спросил у него я, не понимая, что именно он от меня хочет.