— Ну и что? Мы бы дали отпор! Мы стоим на страже закона. Мы обязаны были сделать только одно — не написать законы референдума, а дать возможность людям прийти на референдум и сказать что думают — где они хотят жить. Но видите, они знали, что крымчане однозначный выбор-то и сделают, поэтому боялись. На каждого осуществлялось давление. Мне писали на электронную почту, что я преступница и мне уже вынесено обвинение. И если вдруг кто-то из сотрудников начнет выполнять мои указания, то они автоматически тоже станут преступниками… Поэтому мы все находились в какой-то горячке, когда уже ничего не чувствуешь. Вот не чувствуешь уже ничего постороннего. Боли не чувствуешь. Ты пр-росто должна выжить, — цедит сквозь сжатые зубы. — Ты должна с-сделать. Ты должна спасти… Однажды моя сестра родная… Ее сыну было десять лет, он катался на прицепе, и прицеп этот на него свалился и рассек щеку полностью. А прицеп тяжелый. Лена, сестра, подбежала, и этот прицеп вот так подняла, — Поклонская сжатым кулаком, со сжатыми губами поднимает сейчас свой невидимый прицеп. — Потому что это же ребенок. Надо его спасать. Вот такое состояние у меня во время выступления перед прессой было. И мускулы, конечно же, были скованны. Потом много писали об этом… Но я не думала, как я буду выглядеть, хотя не спала ночь, а поехать домой в деревню времени не было, туда ехать минимум час. Я не могла себе такого удовольствия позволить. Но ты понимаешь, что на тебя, наверное, будет смотреть весь мир. И нужно показать силу, хоть я и девушка с миловидной внешностью. Во мне действительно собралась вся внутренняя сила, она свела мышцы, и так я выступала перед прессой… А когда из этого нарезали клип, я боялась его смотреть. Дочка сказала: «Мама, я тоже хочу, чтобы меня называли Ня-шей!» — «Настя, а маме это не нравится!».