"Над этим надо будет поработать, когда оттает", — решил я.
Голоса остающихся друзей звучали в опустевшей комнате как неродные. Взгляд же Алика все норовил соскользнуть с лиц сидящих за их спины, на приметное пятно невыгоревших обоев. Еще два дня назад там висел ковер "два на три", привезенный десять лет назад из Ташкента. Под пятном стояла рассохшаяся кровать. На ней по ночам молодой Алик, ворочаясь с боку на бок, грезил о Ленке, здесь же однажды ее глаза впервые со сладкой мукой посмотрели куда-то сквозь потолок. Не было для него места роднее, не было — и не будет. Сегодня им предстояло провести здесь последнюю ночь, и уйти, чтоб никогда уже сюда не вернуться. Проклятущая эта мысль возвращалась как заколдованная.
"Похоже, клиент созрел для конструктивного разговора", — оценил я его состояние.
"Да и то, право", — подумал я, внезапно успокаиваясь, — "такой малостью этот район не удивить".
— Ну, вот и хорошо, — директриса потрепала меня по плечу, — мама сказала, что поехала на кафедру, и тебе сегодня туда не надо. Пока прооперируют, пока от наркоза отойдет… Как только что-то будет ясно, она позвонит домой, жди.
— А… — протянул я с облегчением. На меня снизошло спокойствие. — Вот оно что… Да все нормально, дядя Вадим. То были правильные слезы. Иногда девушкам нужно поплакать.