Я повернулся. То был Гагарин: в кепке, кургузом плаще, с авоськой в руках.
— Сочтемся, — бросил я, вставая, — ну, иди, а я минут через пять. Смотри, не подведи меня, Ваня…
Я старательно впитывал впечатление: светлолиц и седовлас; высокие скулы, нос с горбинкой и чуть восточный разрез глаз — ничего русского. Типаж напоминал верхневолжские народы. Чуваш? Черемис? Мокшанин?
— Знаете, грязно там. Хуже, чем в Афганистане. Смог, почти как в Токио. И все люди одеты похоже. Мне не понравилось. Впрочем, сами виноваты, что так живут.
— Без контроля с нашей стороны такая информация может оказать самое разрушительное воздействие на планы, что составляют основу политической жизни в Вашингтоне, — возразил Бросс, — в общем, не сомневаюсь, тебе не надо объяснять реакцию наверху, если что-то этакое вдруг случится. Что, если следующей мишенью "Источника" окажется, к примеру, наша операция в Польше?
— Михал Андреич, Борис Николаевич, — повернулся он к Суслову с Пономаревым, — думаю, надо срочно готовить рабочую встречу с руководителями ряда братских партий. Поляки, чехи, немцы, венгры… Провести в Крыму, где-то через месяц, без опубликования в газетах. Посидим, посоветуемся в узком составе, заслушаем польских товарищей. Спросим с них, в конце концов. Запускать тут нельзя, потом, действительно, не расхлебаем.