— Пить, пить и пить. И лежать. Есть будешь?
— Клубника… — Софья неверяще потыкала пальцем в покрывшуюся алыми пятнами газету.
Да, Объект, похоже, в той своей пояснительной записке прав: ныне особенная война получается — как война сорок первого не походила на Империалистическую, так и нынешняя совершенно не похожа на прежнюю, выигранную в сорок пятом. И ведется она не в окопах и не ударами танковых клиньев, а подло и исподтишка, по-бабьи — слухами и ударами в спину.
И я взгрустнул, представив себе объем писанины — даже с использованием скорописи. А что делать? Писать, писать и еще раз писать…
Я огляделся: проспект, вся проезжая его часть, был занят людьми. Они сбивались в кружки по симпатиям и интересам, и наш среди них был самым большим. Нас держало общее дело. Хорошо, что держит.
— Зачем? — спросила она, — зачем тебе это надо?