– Если Ингленд докажет свою теорию, – говорил лауреат Пулитцеровской премии историк Эдвард Дж. Ларсон, – он обессмертит свое имя. И встанет в один ряд с Дарвином.
Охранник кивнул, окинул уважительным взглядом награды на кителе Авилы и махнул рукой: проезжайте. Массивные ворота распахнулись. Авиле показалось, будто они въезжают в средневековый замок.
– Сейчас здесь все не так, как было ночью, – заметил Лэнгдон, двигаясь вместе со всеми в сторону алтаря.
– Да. Как вы помните, я обещал сеньору Киршу выставить книгу здесь. Я согласился, потому что решил, что для него важна именно иллюстрация.
Но приблизившись, он с удивлением заметил, что поверхность картины абсолютно гладкая, без единого следа кисти.
– Это правда прекрасно. Ты не представляешь, как мне не терпится поделиться с миром своим открытием. Оно совершит настоящий переворот в умах. Без преувеличения: эффект будет не меньший, чем от революции Коперника.