Поговорили мы и о той моей самозарядной винтовке, над которой я работал перед поездкой сюда. Оказывается, на вооружение ее так и не приняли и в серию не поставили. Но местные товарищи, показав мне бельгийскую винтовку FN-FAL, сказали, что если я доведу свою конструкцию до того же уровня, Российская Федерация даже будет закупать у СССР некоторое количество таких винтовок.
Сталин, Берия, а теперь еще и Мехлис, фигуры, можно сказать, первой величины, ни на секунду не забывали, что отразить агрессию и отбросить противника к Ла-Маншу – это еще лишь половина дела, причем наименьшая его часть. Главное же было, не меняя самой советской системы, сделать так, чтобы к руководству партией и страной больше никогда не прорвались Хрущевы, Булганины, Маленковы, Горбачевы и Ельцины. Чтобы инженерами человеческих душ и властителями дум были не распространители западного декаданса, а советские люди: бойцы, строители, первопроходцы, чтобы интеллигенция из «говна нации» на деле превратилась в ее мозг.
Обо всех этих соображениях посредством правительственной связи и специально зашифрованного сообщения было доложено президенту. Ответ был коротким – добро. Сие означало, что середина XIX века откладывается на потом, и займемся мы ей года через два, когда минут все остальные кризисы. Никуда от нас эта площадка не убежит.
И вот он – первый запуск дизеля снятого с хранения танка. Это как первый крик новорожденного, возвещающий о том, что он появился на этот свет. Первые метры, которые машина преодолела самостоятельно, а не на буксире, это как первые шаги ребенка, пока еще робкие и неуверенные, но очень многообещающие.
– Это не совсем ад, – ответил Анастас Маврикиос, – точнее, совсем не ад, хотя мне тоже сперва так показалось. Но, мой господин, позволь мне рассказать все по порядку?
Президент еще раз просмотрел лежащие перед ним на столе бумаги и, подняв голову, посмотрел на полковника Одинцова.