Голос Дмитрия Николаевича Козака был хриплым и скрипучим.
Когда ребята угомонились и, нервно ворочаясь на новом месте, уснули под убаюкивающий вой обогревателей, полковник позвал меня к себе в закуток в дальнем углу казармы. Ничего особенного, две ширмы, пластиковый стол, ноутбук, светодиодный светильник, раскладные стулья с надувными подушками и походная кровать-раскладушка, застеленная таким же, как у всех, солдатским одеялом. Суровая простота. Настоящий полковник – «слуга царю, отец солдатам».
– Куда переезжать?! Ваша машино-бандура занимает целый ангар, и секретна, как десять манхеттенских проектов! Скажите, Ольга Александровна, а без переездов нельзя?
Нет, слово такое я раньше слышал, приходилось. Только вот о смысле их я догадывался весьма приблизительно. Помню только, что этой болезнью болеют преимущественно офисные либералы и прочий протестный электорат. Не представляю себе, как этакую гадость может подхватить целый майор морской пехоты.
Воодушевившись при виде такого богатства, мои ребята засучили рукава, и, при технической поддержке позитроновских техников, начали устраивать свой быт. Часа через два казарму было не узнать. Надрывно выли подвешенные на цепях к потолочным балками газовые нагреватели, распространяя волны расслабляющего тепла. Кровати были собраны, аккуратно расставлены, застелены, а проходы между ними были устланы пенкой. Лепота!
– Да, – ответил я, – это та самая повозка.