Она тут же скользнула за дверь, оборвав своим появлением размеренный речитатив седьмой из двенадцати «Сказок». Недолгая тишина — и слова полились вновь, но выговаривал их уже средний царевич, а Димитрий, ответив на поклон князя вежливым наклоном головы, зашагал вслед за ним в родительские покои.
Недолго пожурчал, с фырканьем умылся, а по возвращении запнулся о ковер (завернув наружу тот самый угол) и недовольно пробурчал что-то себе под нос. Все с той же недовольной миной на хорошенькой мордашке плюхнувшись рядом с аккуратно сложенной кучкой вещей, он поднял руки над головой. Нательная рубаха из простой камки, белые штанишки-портки, штаны из толстого темно-серого фламандского сукна, мягкие замшевые полусапожки, серо-синий кафтанчик с простенькой вышивкой на спине, усыпанный небольшими аметистами золотой крест, дополняющий маленький нательный… В закрытую дверь тихонечко поскреблись, подавая тем самым знак — дьяк пришел и с нетерпением ждет царевича на утреннюю молитву.
Влетевшая с кувшином горячего молока и небольшой чарочкой служанка буквально светилась от надежды на то, что хозяйка оправится от яда и будет жить.
— Любую цену?.. Хорошо. Усыновишь ребенка — вернешь здоровье.
На объяснения он, честно говоря, особо и не рассчитывал.
Посвящается моей супруге Евангелине, красивой, терпеливой и нежной половинке моей души…