Определенно месяц февраль года семь тысяч семьдесят первого от Сотворения мира он прожил не зря…
Потыкав пальцем в тоненькую пачку желтовато-сероватой рыхлой бумаги с неровными краями и презрительно покривив губы (какое убожество!), он перевел взгляд на три гусиных пера. И тут же почувствовал, как весь его трудовой порыв бесследно уходит в никуда — одна только мысль, что перед упражнениями в каллиграфии ему придется вдосталь потренироваться еще и в очинке перьев… Фу! Одна из тех немногих премудростей, коей он так и не смог освоить. Пока. Может, мелкая моторика пальцев хромала, а может, просто отсутствовало должное желание, но на одну удачную попытку заострить и расщепить перо так, чтобы им можно было писать, приходилось самое малое три неудачных. Особую же пикантность его мучениям придавало невысокое (и это еще ОЧЕНЬ мягко сказано!) качество бумаги. Слабо надавишь острием — перо не пишет. Сильно надавишь — тут же рвет рыхлую бумажную гладь, вдобавок щедро окропляя ее брызгами и кляксами. Кругом одно расстройство…
Горница с больной на женской половине, куда его привели, предварительно задержав неторопливой дегустацией хозяйского сбитня и осторожными расспросами, встретила царевича сильным запахом ладана. А еще каких-то женских притираний (или духов?) и тонким привкусом химии от «чудодейственных» микстур и пилюль штучного приготовления — свежего же воздуха в этой ядреной смеси обнаружить не удалось.
Оставив за спиной еле слышный возглас и тревожное сопение верного Вяземского, а также скрип натягиваемых луков, царь тронул своего коня, подъезжая ближе к загону и подавая в том пример остальной свите и гостям. Меж тем юный наследник спокойно соскочил на землю, взрыхленную сотнями копыт, засунул за пояс нагайку и медленно пошел вперед. А молодые жеребцы тут же сдвинулись назад и в стороны, опасливо разбегаясь перед десятилетним мальчиком. Запереглядывались между собой табунщики, весьма удивленные столь кротким нравом необъезженных скакунов, недоверчиво нахмурился князь Черкасский, зашепталась между собой родня молодой царицы и часть гостей…
«Вроде недавно утро было — а гляди-ка, не заметил, как вечер пришел!»
Царевич отвернулся от своей схемы, на примере которой показывал основные правила русского языка двадцать первого века, и положил руки на колени.