Ни в тот день, ни на следующий я Нормана не видела. Наш разговор так и остался незаконченным. Две ночи подряд я почти не могла уснуть, гадая, чем закончилось их разбирательство с легионерами и как они решили судьбу Анны. Пойти к Норману и все узнать я не решалась. Даже еще одну нашу тренировку решила пропустить. Он ее не отменял, но, учитывая обстоятельства и то, что мне сказал ректор, я решила лишний раз не оказываться «случайно» рядом с ним. Хватало и того, что он снова попал в поле зрения легионеров.
Я покачала головой. Есть я хотела, потому что из-за нервов почти не завтракала, но я не хотела ни задерживаться в Апарин, ни оставаться дальше в обществе Ротта.
По мере того, как я говорила, удивление на лице Нормана сменялось гневом, потом тревогой, а в итоге превратилось в сожаление. Он вдруг коснулся рукой моей щеки и покачал головой.
Ровный… равнодушный голос. Я почувствовала, как глаза защипали слезы. Я все еще не верила в то, что наш разговор и страстные поцелуи мне приснились, но с тех пор прошел месяц. Что-то могло измениться. Как тогда сказала профессор Карр? Профессор крайне щепетилен в этом вопросе.
В итоге канцлер предложил нам сделку: он не преследует никого из нас за преступления, которые мы совершили, стараясь помешать Ротту, но ни я, ни Норман не раскрываем свои истинные личности как минимум до выборов. Мы согласились, но оба понимали, что после выборов ничто не помешает канцлеру убрать нас по-тихому.