— Я передам ваши слова обвинителю, — после недолгой паузы пообещал Ротт. — На этом позвольте и мне откланяться.
Ротт медленно поднялся на ноги. Его лицо снова стало злым, заставляя меня поверить, что собственные обещания он забыл бы в одно мгновение. Он тоже достал сквозь пространство меч.
Нот презрительно фыркнул, папа непроизвольно сжал кулаки, я забыла, как дышать. А Норман только едва заметно приподнял бровь.
— Госпожа Ларина, меня не касаются ваши отношения с Вильямом Нотом, — отрезал Норман, так и стоя ко мне спиной.
— Хорошая позиция, — признала я. — Мне бы такую рассудительность.
Было странно смотреть на себя со стороны. Странно и страшно. Мое тело лежало на земле, в той же одежде, в которой я вчера была на вечеринке и в которой сегодня проснулась уже в виде проекции: в джинсах и тонком вискозном свитере. Руки, ноги, торс опутывал вьюнок, как будто я пролежала здесь пол года, а не меньше суток. С лица вьющиеся стебли Норман уже успел сорвать и теперь продолжал освобождать меня от них, не обращая внимания на рассыпающиеся в разные стороны ягоды. Стебли под его пальцами не просто рвались, а как будто сгорали. Я смотрела на свое почти синее лицо, на спутавшиеся кудрявые волосы, в которых застряли мелкие веточки и хвоя, и испытывала первобытный, суеверный ужас. А что если я не смогу вернуться в тело? Что если оно уже… мертво?