До госпиталя я все же добрался на своих ногах, хотя благодарить за это стоило сопровождавших меня магов. Один из них шел возле носилок, на которых пара дюжих парней из числа зевак с площади аккуратно тащила Тагреная, и, сосредоточенно хмурясь, что-то колдовал над ужастиком. А второй шагал со мной рядом, периодически искоса поглядывал и поддерживал магией. Причем поглядывал явно с одобрением.
— А что они тогда в мое прошлое лезут? — смущенно пробурчала я, чувствуя себя донельзя глупо.
Массивная низкая дверь, в рабочее время распахнутая, впустила меня в тамбур, узкий кривой коридор и, наконец, квадратный колодец, который должен был изображать фойе. Здесь двери отсутствовали, только одинокий регистрационный стол со скучающим за ним клерком. Все входы начинались на высоте четырех метров, куда желающие попадали при помощи легких клетей подъемников, тросы которых терялись где-то в полумраке невидимого снизу потолка.
И хотелось бы сказать, что спектр подозреваемых сузился до нескольких человек, имеющих право отдавать приказы этим людям: подобная простая магия не способна повлиять на восприятие объекта в достаточной степени, чтобы тот сделал нечто против воли. Но вряд ли здешние работники настолько принципиальны и серьезно отличаются от собственных столичных коллег. То есть каждый из них вполне мог внести нужные исправления не по приказу, а по просьбе хорошего знакомого, друга, родственника… да кого угодно! Из местных, разумеется.
Вот кто бы еще объяснил, почему потрясение детства сказалось на моей психике именно так, и посоветовал, как с этим бороться?
Предложение крепких объятий, сильных надежных рук. Стального вихря, способного отвести любой удар и защитить от всего на свете. Предложение себя. Того, о чем я старалась не думать — дома, в котором будет верный мужчина, один на всю жизнь. Настоящей семьи.