В общем, до дома я добралась в полнейшем эмоциональном раздрае. Лар сидел внизу с книгой, потому заметил меня сразу, еще когда защита, опознав хозяйку, отступила, позволяя мне пройти.
Приграничье производило странное впечатление. Оно представляло собой нечто среднее между моей родиной и Тураном, и оттого было гораздо сложнее воспринимать местные обычаи и порядки. В какой-то момент казалось, что я дома, но в следующую секунду происходило нечто, совершенно выбивающее из колеи. В Туране я привык — и ко лжи в глазах, и к враждебности соседей друг к другу, и к нежеланию помогать, и к лени, и к беспринципности. Не повсеместным, но дома их почти не было, так что контраст в первое время казался разительным. Я даже к женоподобности многих тамошних мужчин перестал относиться с тем отвращением, какое испытывал поначалу. Да, противоестественно, убого, но — это их выбор, мне они никто, и, более того, их бесхребетность зачастую играла мне на руку вместе с другой крайностью — темпераментностью и горячностью, каких я на севере тоже не встречал.
— Не только. То есть за это их тоже уважают, но кроме того… — Женщина замялась, явно пытаясь подобрать слова.
— Я хочу сказать, что ты неверно сформулировал вопрос, — оборвала его, чуть повысив голос, и смерила недовольным взглядом. — Я просто Порченая, только и всего.
— Как он? — тихо поинтересовалась, подходя к плите и засовывая нос поочередно во все кастрюльки и сковородки.