— Не все выбирают узкий путь, — невозмутимо кивает монах. — Но все мы во власти Деуса.
Однако, чем дальше я ехала, тем сильнее крепла во мне уверенность, что город — не нужен, ориентиры — не требуются, мне надо туда, вглубь… Через эту вот седловину… потом вверх по тому ручью… и вброд через эту реку… а тут — просто вверх, иначе никак. И через огромное это плато, и вновь вниз, опять вверх, и налево, мимо этих останцев…
— Нет, — с ответом не угадал. — Сыттары отступят, да. Но само оно не прекратится. Слишком много крови уже пролилось. Будут бунты, междоусобица, борьба за власть, вторжение извне. Марбур поддержит младшего принца, чтоб посадить на трон свою дочь, бароны закричат, что королевская власть в принципе ни на что более не способна… Но у государства все же останется шанс. И у Дэуса. А вот вырвавшиеся на свободу сыттары предательства ему не простят.
На его руках так тепло и уютно, что глаза закрываются сами. Нет, я не сплю, я просто хочу туда, во тьму. В тот миг, когда я просыпалась у него на плече, и было не страшно.
Я трусливо подчинилась, и тут же почувствовала, как его рука мягко легла мне на затылок, а его горячие губы нежно коснулись моих. Он не давил, он ни на чем не настаивал, он словно спрашивал разрешения, завлекал и манил. И я согласилась — завлечься, увлечься, отдаться этой тягучей, пьянящей страсти. Чтобы забыть обо всем, чтобы чувствовать только его нежность. И мои руки сомкнулись на его затылке, запутавшись в его волосах: какая разница, какого они цвета, если их владелец умеет быть настолько нежным? И стало неважно, что вместо глаз у него только пламя — ведь они никогда не мешало ему видеть меня, любоваться мной. Да мне в собственном доме никогда не было так тепло, как в объятиях этого демона.
— Но ведь у тебя теперь только одна эта жизнь. Не пожалеешь, что отдал за нее свою вечность?