Овечкин принялся глотать воняющую химией воду, но перенесший несколько часов постоянных судорожных сокращений пищевод отзывался болью на каждый глоток, и много выпить не удалось. Порфирьев ушёл возиться с больными, и Антон закрыл глаза, погружаясь в сон.
– По нашим расчётам, – продолжил Брилёв, – противник считает нас уничтоженными. Если мы не демаскируем себя в течение двух суток, уничтожать нас будет уже некому. Мы сможем выслать за пределы бункера инженерную группу, которая проникнет в уцелевший отрезок тоннеля секретного метро. В километре от нас есть старая грузовая шахта, у нас есть основания считать, что она уцелела. Через неё мы сможем установить физический контакт с поверхностью.
– Бассейна с джакузи нет, – Ингеборга открыла дверь в ещё одно помещение и принялась заносить туда вещи. – Есть душевая кабина. Маленькая, но принять душ хватит. Это спальня, – донеслось изнутри помещения, и подруги поспешили за ней, останавливаясь на пороге.
– Надо опросить людей, – ответил Порфирьев. – После объявления эвакуации, на порталах районных управ были выложены схемы объектов Гражданской Обороны, в которые рекомендовалось переместиться местному населению. Кто-то мог запомнить какие-то объекты, которые не относятся к системе метро. Я помню один, бомбоубежище на Комсомольском проспекте, по прямой отсюда меньше трёх километров, по дороге четыре с половиной. Как по руинам – не знаю. Но туда точно нужно сходить. Если кто-нибудь вспомнит что-то ещё, составим карту и план действий.
– Повезло, что это был не ураган, а просто очень сильный ветер. – Ингеборга устало вылезала из скафандра. – Так бы фильтры могли забиться. Снегом следы занесло, я чуть не заблудилась. Пришлось дожидаться, когда всё закончится. Еле вышла в зону связи.