– Амина, зайка! – он обнял дочурку. – Папа принёс тебе чая! Сейчас мама достанет пакетик с заваркой, и ты попьешь горячего!
– Там, наверху, по-другому не получится, – устало улыбнулась Ингеборга.
Фельдшера скрутило рвотными судорогами, но желудок давно был пуст, и несколько секунд он хрипел и кряхтел, исторгая из себя редкие капли кровавой слизи. Наконец, ему удалось отдышаться, и фельдшер нашарил лежащую рядом тряпку. Он смочил тряпку водой из чайника и положил её на лоб умирающему. Это не спасёт больного, и никак не облегчит его страдания, но, может быть, хоть немного успокоит в его последние часы. Фельдшер обвёл мутным взглядом пораженных язвами глаз станцию, но из-за застилающей взор пелены не смог разобрать ничего, кроме неярких пятен догорающих костров. Есть ли возле них кто-то живой, он не понял, и вновь опустился на пол, принимая лежачее положение.
– Пусть сначала вернутся, – негромко прорычал Порфирьев. – Там видно будет.
– Так ты здесь живёшь? – пока остальные продолжили осмотр состава, один из полицейских задержался в вагоне и скептически осмотрел его закуток. – Может, к нам переберёшься? У нас людей не хватает.
– Давай руль, – хрипло просипел Петрович. – Я в порядке… Откуда они здесь? Их что, по всей стране высадили, или они за нами от самой Москвы идут? Они дошли сюда вперёд нас!