Но больше всего меня и моего комиссара шокировали андреевские флаги над кораблями потомков. Особенно был потерян мой Григорий Андреевич. Ведь получается, что вся его комиссарская работа... как бы это сказать помягче. Тяжело выходит. А что ему краснофлотцам говорить? Они же ждут от него разъяснений.
- Вы уверены, что эти эсминцы там? – повернулся я к нему.
- Симонов, Константин Михайлович? – как-то исподлобья посмотрел на меня особист, бегло просмотрев мои документы.
- Давай до Херсона, потом на Мелитополь и домой... – Гуссейн показал мне на мою машину. – Ну, разве не красавица?
Большие металлические ящики, завернутые в прозрачную плёнку, заносили в подвал. Тут же суетился начальник Кремлёвского узла связи. Но погода не способствовала длительному наблюдению – с низкого серого неба сыпался мелкий снежок, да морозец был градусов под двадцать. Вождь махнул рукой, и снова поднялся наверх, в тепло кабинета.
Те два десятка пикировщиков, что всё-таки пошли в атаку, операторы зенитных установок перебили с ярко выраженным садизмом. Отыгрались за всех погибших под немецкими бомбами, в том числе, беженцев и раненых. Парашютов в этот раз не было совсем, ибо двести снарядов, из которых в цель попадёт минимум двадцать, разбирают "юнкерс" на мелкие запчасти. Не забудьте – тридцать семь граммов взрывчатки и надёжный взрыватель в каждом снаряде рассчитаны на аппараты с совсем другими характеристиками.