Из книги Уильяма Гаррета «Два года в русском плену. Крымская эпопея»
По окончании беседы доктор Фибих с мистером Блэкстормом стали собираться в город, чтобы сделать дагерротипы русских кораблей, стоящих в гавани. Я усомнился в успешности этого начинания – хоть русские и не отобрали у репортера его фотографическую камеру, но вряд ли они позволят сохранить отснятые пластинки. Но доктор Фибих заверил нас, что он, как человек, приверженный идеалам европейской цивилизации, поможет сохранить эти бесценные свидетельства для истории…»
– Вот и отлично, – буркнул генерал. – Тогда держитесь за этим корытом так, чтобы нас не обнаружили. Надо посмотреть, что за звери тут еще водятся. И внимательнее на радаре, не хватало проспать турецкий фрегат или вертолет!
Я поделился этой мыслью с товарищами по несчастью и нашел у них понимание. Мы сошлись на том, что по законам, как Божеским, так и человеческим, следовало бы вернуть заимствованное из грядущих столетий в лоно цивилизации, на Британские острова. И наш дорогой друг, доктор Фибих, выказал горячее этому сочувствие.
Каплей устроился на корме длинной, выкрашенной в ярко-зеленый цвет шаланды. Весла мерно поскрипывали в уключинах; этому звуку вторили снасти на тонкой мачте, обмотанной парусиной. На носу крупными буквами значилось: «Вера». На редкость оригинальное название; помнится, у Катаева было: «Вера», «Надя», «Ольга»… И непременно чтобы шаланда зеленая…
Ведение дневника способствует рефлексии. Ступив на палубу «Заветного», я старался оставаться сторонним наблюдателем. Ограничивался советами, подсказками, пророчествами; наслаждался, как мог, ролью пришельца из грядущего. «А великих дел не видать!» – как сказал устами царевны Софьи классик советского исторического жанра. Конечно, показывать картинки на экране, рассуждать о тактиках и стратегиях – занятие выигрышное и необременительное, но, когда рядом воюют и погибают, становится не по себе. Так что рефлексия рефлексией, а пора вам, товарищ Велесов, заняться чем-то посущественнее. Чтобы не было потом мучительно больно за бесцельно прожитые годы, как писал Островский.