Цитата #2016 из книги «Крымская война. Попутчики»

Велесов кивнул. Над ковылями дрожал горячий воздух, несильный ветерок взвихривал изжелта-серую пыль. За пыльным маревом проступали соломенные крыши хат Александрово-Михайловского хутора; там мелькали белые дамские зонтики. Всего день, как алмазовцы перебрались сюда, а на хуторе уже появились городские «постояльцы». Севастопольская публика души не чаяла в авиаторах, и в Качу немедленно началось паломничество; хуторяне потирали руки и освобождали комнаты, предчувствуя барыши. Эссен и сам подумывал перебраться в нормальное жилище, но потом решил остаться поближе к аппаратам.

Просмотров: 2

Навстречу следующему аппарату, «девятке», с кормы «Роднея», шедшего на буксире за «Терриблем», захлопали ружья. Гидроплан клюнул носом, провалился футов на двадцать, ниже марсовых площадок. Эссен не понял, что произошло – то ли повезло одному из стрелков, то ли нервы у пилота не выдержали. Аппарат, словно пьяный, мотнулся из стороны в сторону, задрал нос, вильнул – и зацепил плоскостью бизань. «Девятку» швырнуло в самую гущу снастей; на мгновение лейтенанту почудилось, что гидроплан так и зависнет, подобно мухе, угодившей в паутину. И тут же сверкнуло, фюзеляж переломился пополам, отлетели, разбрасывая стойки, плоскости. Мелькнула за борт распяленная человеческая фигура, и все захлестнуло прозрачной завесой огня. Топливный бак, понял Эссен, такой же, как у них за спиной. Разбился о палубу, и хватило одной искры, чтобы превратить шканцы «Роднея» в крематорий.

Просмотров: 1

Нос субмарины вспух огненным пузырем. Над берегом прокатился громовой раскат, взрывная волна смела Ганса Лютйоганна с песчаного гребня и швырнула вниз по склону. Кони башибузуков, привязанные к арче у подножия дюны, бесились, расшвыривали хлопья пены, вставали на дыбы, рвали поводья. Обер-лейтенант вскочил и, припадая на ушибленную ногу, побежал к ближайшей лошади – невысокой гнедой кобыле арабских кровей. Прочь отсюда, прочь! Скорее, пока уцелевшие османы не сообразили, что он еще жив и есть на ком выместить злобу за погибших соплеменников. Обер-лейтенант взлетел, не касаясь стремян, в непривычное, с высокими луками и пухлой подушкой, черкесское седло, – сказалась богатая практика верховой езды в родовом поместье! – и всадил босые пятки в лошадиные бока. Вслед неслись яростные вопли, хлопали ружья, но воздух уже свистел в ушах: кобыла распласталась на карьере, унося Ганса Лютйоганна от неминуемой смерти.

Просмотров: 1

– Слабовато, – покачал головой моряк. – По таким махинам – как об стенку горох. Разве что зажигательными, да и то – пока еще займется…

Просмотров: 2

– А если… – медленно произнес я. – А если я скажу, что эти сто лет оказались самыми страшными и кровавыми в истории? Если окажется, что высочайшие достижения науки употреблены только для войны и человекоубийства? Вы уже имеете примеры такого прогресса – химическая война, бомбардировки мирных городов… захочется ли вам знать о таком? А если я скажу, что человечество в этом веке пришло к такому варварству и жестокости, что Ипр и галиполийская мясорубка покажутся детскими игрушками? И достижения разума и гуманизма, которыми вы так гордитесь, растоптаны и забыты в погоне за наживой и низменными удовольствиями?

Просмотров: 1