– Я «тридцать второй», «Санс Парейль» принял влево… тр-р-р… горит… виу-виу-виу… обходит голову колонны. Остальные за ним, держат… т-щ-щ-щ-виу… как поняли?
– Все равно ведь придется. Они наверняка нас уже слышали, прячься не прячься…
Белых покрутил в пальцах соломинку, поморщился. В сарае сильно воняло рыбой, и запах этот не могли перебить ни табачный дух, ни запах оружейной смазки. Густопсово – так, кажется, здесь говорят? Теперь, как ни отмывайся, не избавиться от этого амбрэ. Ребятам, конечно, по барабану, а Фро вчера носик наморщила. Смолчала, конечно, проявила деликатность, но все же неприятно…
Незнакомец спускался с обрыва. Ноги его, обутые в молдавские постолы, разъезжались на каменной мелочи. Удерживая равновесие, человек взмахивал руками, и при каждом движении длинная овчинная безрукавка расходилась, открывая на обозрение…
Действительно, припомнил Эссен, недели две назад, в Севастополе, на Екатерининской, за ужином зашел разговор о романах писателя Герберта Уэллса. Тема всплыла в связи с сообщениями о применении ядовитых газов на австрийском фронте; лейтенант Бахирев с «Кагула» предположил, что раз уж беллетрист предсказал химические средства ведения войны, то, может, и тепловой луч скоро появится на полях сражений? Потом беседа перешла на другие произведения Уэллса, и, в числе прочих, упомянули и «Машину времени». Помнится, Зарин присутствовал при разговоре и отпускал ехидные замечания.