– Вот и займитесь своим прямым делом! Чтобы через сутки код был взломан!
Час после переноса, гидрокрейсер «Алмаз», лейтенант Реймонд фон Эссен
Сергей, шипя от боли, задрал куртку, отодрал от футболки полосу ткани. Зубами оторвал клок, другой, передал Эссену.
Но, к нашему удивлению, опасения оказались напрасны. Русские лишь отделили матросов от офицеров, но я не могу не признать разумности этой меры: находясь среди своих подчиненных, офицеры Королевского флота могли и даже обязаны были бы подстрекать их к неповиновению. Но увы; матросы были свезены на большой пароход, а мы – офицеры и некомбатанты – отправились на фрегат.
На вопрос, где он возьмет бочку керосина, фон Эссен лишь ухмыльнулся. Сразу после совета, на котором был оглашен факт Переноса, авиаторы учинили ревизию горючих жидкостей. Самый большой запас, железная бочка с выдавленным на боку клеймом «Бр. Нобель», на две трети заполненная керосином, отыскалась в боцманской каптерке, заваленной банками краски, кистями и комками ветоши. Боцман сражался за нее, как гладиатор: «Да что ж такое деется, вашсокобродие, хас-с-спадин капитан первого ранга! В чем же я тяперя кисти буду отмачивать? А краску чем разводить? Соплями?» Но требования стратегии взяли верх, находка поступила в безраздельное распоряжение фон Эссена. В тот же день он со скандалом изъял у доктора Фибиха двухведерную аптечную бутыль касторового масла; еще одну, поменьше, раздобыл на «Заветном» Марченко.
– Ихь хабе айнрюкт… поступилль цур Кайзермарине им яре тысячья девятьсот седьмой, – начал немец. – Сначала панцершифф… как это по рюсский… йа, броненосьетц «Вейссенбург». Потом служилль альс машиненофицир дер кройцер «Любек», а когда начинайт криг… война, попросилль… айнен берихт айнгерайхт меня ан ди у-бооте цу экспонирен… перевьести.