Он озвучил своё соображение на закрытом заседании партийного руководства, но… Почему-то его выводы остались без внимания, а военным (включая и флот) было приказано не предпринимать никаких активный действий до выяснения… А ещё кое-кто из Политбюро на него эдак подозрительно косился! Адмирал даже усмехнулся, теперь вспоминая об этом без неприятия.
– Не САС, – штурман протянул командиру ладонь, в которой лежал металлический жетон с обрывком цепочки.
– Но ведь сейчас восемьдесят второй!!! Она совсем ещё молодая, и, зная заранее диагноз, можно… Ведь как я грыз себя за «водительские», боцмана костерил… Да понимаю я (не наивный), что нас всех будут в секрете держать: особисты, КГБ советское. Но не звери же они, пошлют человека, предупредить или в медучреждение информируют, медкарту ей рекомендациями перепишут, профилакторий…
«Беда только в том, что тридцать лет слишком малый срок, – подумал Терентьев, – пока наши НИИ и ВПК что-то разработают и внедрят, Запад естественным путём войдёт в новое столетие, а азиатские корпорации насытят рынок той же самой дешёвой электроникой. С другой стороны, сейчас всё же не девятнадцатое столетие – в Союзе есть достойная производственная и научная база».
Терентьеву показалось, что машина слегка покачала крыльями, словно лётчик пробовал реакцию на управление. Затем самолет, не меняя курса, плавно пошёл вверх.
«Интересно, если бы не наводка из штаба флота, наши слухачи смогли бы её обнаружить?» – мрачнел мысленно Терентьев.