К кораблю привыкаешь, к работе его силовой установки, амплитудам качки, к его скрипам и шорохам, даже если это плавучий железный аэродром водоизмещением 20 тысяч тонн.
«Неспроста», – это было первое, что пришло ему на ум. Но к этому «неспроста» он не мог пока даже вообразить каких-либо действий, и уж тем более приложить.
Он не следил за радиолокационными метками в координатных сетках мерцающих мониторов, в которых ничего не понимал, а смотрел на старшего помощника капитана с фамилией птицы-хищника (как ему перевёл Альберто). Он и похож был чем-то на птицу, ожидая попадания ракеты в британский самолёт, азартно открыл рот и лишь при уничтожении противника, словно заглотив жертву, захлопнул свой хищный клюв.
Проходит время, сигнальщики уже напряглись у визиров, посудина близко, но видимость только ухудшается, потому доклады пока не поступали.
– Может, попозже – он скрюченный лежит с животом…
Положив трубку, Терентьев уставился в одну точку невидящим взглядом. «Что ж это за подлость жизни такая? Ведь почти предупредили, и подозрения назрели, и не у меня одного. Вот оно – лежало на поверхности, и один чёрт прошляпили… бездарно. Прошляпил лично я. Моя вина. Но почему?»