Потом мне Луценко: «Смотрите тащкапторанга… на эсминце». Гляжу, а тёзка-то наш ратьером частит: «Вива виктория» и всё такое!
Вообще Скопину показалось, что настроение изменилось. Никто конкретно не высказал своё согласие к сотрудничеству, не подписаны ещё договоры-контракты, но аргентинцы, словно по переключению тумблера, сразу стали воспринимать их как союзников (по крайней мере военные, гражданский по-прежнему сидел надутый как индюк). При этом эффект работал в обе стороны – все ощутили, что они вроде бы как в одной лодке и делают общее дело.
Тёплый ветер трепал волосы, рассеивая дым сигареты.
И сам себе отвечая, неосознанно цеплялся за оправдания. «Да потому что никак не верилось, что аргентинцы осмелятся на такое. И даже про бриттов – и в мыслях не было! Но чтобы американцы? Вот и схлопотали личное “22 июня сорок первого”. Не получается всегда быть умным, продуманным».
– Сопровождаю – цель номер два, тридцать секунд до поражения!
– По-моему, была попытка воздушной разведки, но я не могу уверять.