Глава разведывательной службы встретил гостей (Тэтчер сопровождал личный секретарь) в центре зала, руки не подал, потому что был в резиновых перчатках, перепачканных чем-то чёрным.
А затем наступала благодатная пауза, с эдаким «ф-у-ух!», и можно было осмыслить и согласовать свои инстинкты с логикой. Потому что всё собранное по крупицам из пассивных наблюдений никак не укладывалось ни в одну из версий, обговариваемых в Лэнгли.
А вслед за первой волной из трюма «аргентинца» уже валит организованная толпа, обвешанная оружием потяжелее и с пластиковыми ВВ на липучках, пробивать задраенные люки и рубочные двери.
Препятствие пропуска советских ВМС через Гибралтарский пролив.
Вскоре «аргентинец» нарисовался. Его уже хорошо видно невооружённым глазом, а, подняв к глазам бинокль, Терентьев для себя подмечает, что переваливающееся на волнах с грацией бегемота судно никак не вяжется со словом «опасность».
«А потом допросить цэрэушника. Даже если он мало что знает о планах “вашингтонских ястребов”, то и по косвенным факторам можно будет определить – насколько далеко готовы пойти янки. Вот тут к месту был бы прежний особист – опытный волчара и тонкий психолог. Но вместо него прислали дрища́ столичного, да ещё и с гонором».